Дэвид Дрейк, Эрик Флинт
Удар судьбы
Джону и Бекки посвящается
ПРОЛОГ
Лучшая сталь в мире производилась в Индии. Эта сталь спасла ему жизнь.
Он уставился на медленно ползущую вниз по мечу каплю крови… Покрывающая прекрасную сталь кровь уже засыхала на солнце. Пока он наблюдал, последняя капля жидкости остановилась и начала застывать.
Он не представлял, сколько времени наблюдал за тем, как сохнет кровь. Кажется — часами. Он провел несколько часов, уставившись на меч, потому что слишком устал и был не в состоянии делать что-либо еще.
Но какая-то часть сознания опытного, закаленного в боях воина, которая всегда оставалась настороже, подсказывала ему, что прошло всего несколько минут. Только несколько минут, совсем немного.
Он устал. Возможно, даже больше морально, чем физически.
Его жизнь с самого детства заполняла война. Последняя оказалась самой горькой. Даже знаменитый поединок, когда он выступал против одного из легендарных воинов Индии много лет назад, не шел ни в какое сравнение с этой войной. Тот день тоже был наполнен усталостью, борьбой и страхом. Но тогда борьба шла один на один, не то что это массовое побоище. И в той схватке не было такой ярости, такой убийственной ненависти. Смертоносность, целеустремленность, да — как в его сопернике, так и в нем самом. Но также присутствовали и доблесть, и ликование оттого, что оба знали: независимо от того, кто из них победит, имена обоих запомнят в Индии на века.
В этой же битве доблесть отсутствовала. Его военачальники, конечно, станут заявлять, что битва была доблестной, а приближенные к ним барды и историки так и станут называть ее. Но они — лжецы. Неправда дается его хозяевам так же легко, как дыхание. Он думал, что это, возможно, — худшее из их многих преступлений, поскольку оно покрывает все остальные.
Он перевел взгляд с меча на тело последнего соперника. Теперь труп представлял собой жуткое зрелище: множество мух покрывало внутренности, вывалившиеся из огромной раны, которую нанесла лучшая в мире сталь. Это был отчаянный удар, и он нанес его после того, как его свалил на колени сильный удар меча соперника.
Он перевел взгляд на обрубок, все еще остающийся в руке у трупа. Меч врага сломался у рукоятки. Лучшая в мире сталь спасла его жизнь. Она и та огромная сила, с которой он отразил удар врага.
Теперь он смотрел на лицо убитого мужчины. Черты лица застыли. Оно больше ничего не выражало. Жизнь, которая недавно оживляла эти черты, ушла. Смотрящий на труп человек четко видел только бороду, густую, квадратную бороду, подстриженную в персидском стиле.
Ему удалось слегка кивнуть, вместо поклона поверженному врагу. Он слишком устал, чтобы кланяться. Его соперник был смелым человеком. Соперник намеревался в последний раз отомстить за сражение, которое, как он знал, уже проиграно. Он нацелился убить человека, который привел врагов на его землю.
А человек, который смотрел — захватчик, оккупант, называл он себя, поскольку не имел склонности врать — проследит, чтобы над телом перса провели положенные ритуальные обряды. Эти обряды казались ему странными, но именно так арии освобождают душу.
Человек, который смотрел на поверженного врага, вторгся на чужую землю, он убивал, опустошал, покорял. Но он не станет бесчестить и осквернять. Так низко он не опустится.
Он услышал за спиной звук приближающихся шагов. Несколько человек. Среди них он узнал шаги своего военачальника.
Он собрался с силами и поднялся. В глазах у него потемнело, он покачнулся, но вскоре пришел в себя и уставился на поле брани. Каспийские Ворота — так его назвали. Ключ ко всей Персии. Человек, который смотрел на поле брани, эти ворота открыл1.
Он бросил взгляд на тело с вывалившимися внутренностями.
Да, он проследит, чтобы над телом провели необходимые обряды. Так, как положено у персов.
«Над телами всех врагов», — подумал он, уставившись на поле брани. Каменистая, лишенная растительности земля была усыпана телами мертвых и умирающих людей. Далеко за мрачным зрелищем, на севере, поднималась огромная гора, которую персы называли вулкан Демавенд. Потухший вулкан. Его ровные и чистые склоны стояли, подобно божественному укору омерзительному хаосу человечества.
«Да. Над ними над всеми».
Его честь требовала этого. А честь — это все, что у него осталось.
Она и его имя.
Наконец он смог встать прямо. Он был очень высоким мужчиной.
Его звали Рана Шанга. Величайший из царей Раджпутаны и один из самых легендарных воинов Индии.
Рана Шанга. Собственное имя немного утешало. Честное имя. Но утешало недолго: может, только на мгновение. Потому что он не был склонен лгать и также знал, что еще обозначает его имя. Барды и историки малва могут петь и писать все, что пожелают, но он знал правду.
Рана Шанга. Человек-легенда, царь раджпутов — который руководил последней атакой, когда они разбили персов у Каспийских Ворот. Человек, который открыл дверь, чтобы самое мерзкое в мире зло распространилось еще по одному континенту.
Он почувствовал, как кто-то легко коснулся его руки. Шанга посмотрел вниз и узнал пухлую маленькую ручку господина Дамодары.
— Ты тяжело ранен?
Казалось, голос Дамодары наполнен искренним беспокойством. В сознании у Шанги промелькнула горькая мысль. Но он почти сразу же отмахнулся от нее. Да, часть беспокойства Дамодары объяснялась простым страхом — он боялся потерять своего лучшего полководца. Но любой командующий, достойный называться командующим, стал бы беспокоиться о том же самом. Шанга сам был полководцем — и великолепным полководцем — и прекрасно знал, что разуму любого полководца требуется способность к расчетливой безжалостности.
Но в основном беспокойство Дамодары было личным. Глядя вниз на своего военачальника, Шанга поразился странному выражению дружелюбия на пухлом круглом лице. Из всех высокопоставленных лиц в обширной империи малва, с которыми когда-либо сталкивался Шанга, Дамодара был единственным, кого Шанга искренне уважал. Среди других господ из малва встречались способные, даже талантливые люди — как и Дамодара — но ни один не был свободен от зла.
«Конечно, Дамодара — не святой, — уныло подумал Шанга. — Он любит называть себя практичным. А это просто вежливый способ сказать „аморальный“. Но по крайней мере он не получает удовольствия от жестокости и избегает ее, когда возможно».
Рана Шанга одновременно отогнал мысль и вопрос.
— Нет, господин Дамодара. Я устал, но… — Шанга пожал плечами. — Почти вся кровь на мне — чужая. У меня только два пореза. Я уже их перевязал. Один потребуется зашить. Потом.
Шанга кивнул на поле брани. Его голос стал резким.
— Сейчас гораздо важнее отдать честь павшим. Я хочу, чтобы все персы были похоронены по их традициям. С оружием.
Шанга холодно посмотрел на стоявшего в нескольких футах человека. Михиракула командовал контингентом йетайцев в армии господина Дамодары.
— Йетайцы могут забрать у погибших все деньги и драгоценности. Но персы должны быть похоронены с оружием. Этого требует честь.
Михиракула нахмурился, но не стал возражать вслух. Он знал, что главнокомандующий из малва согласится с требованием Шанги. Сердцем армии Дамодары были раджпуты, в отличие от любой другой армии империи малва.
— Конечно, — кивнул Дамодара. — Если ты так хочешь.
Главнокомандующий из малва повернулся к другому подчиненному, но тот уже шел к лошади. Тот человек был раджпутом. Он проследит, чтобы приказ выполнили.
Дамодара повернулся назад.
— Есть новости, — объявил Дамодара и кивнул на еще одного человека из своей маленькой свиты. Невысокого, жилистого пожилого мужчину. — Один из курьеров Нарсеса прибыл как раз перед окончанием битвы. С новостями из Месопотамии.
